|
— Вы боретесь с Тьмой? — Да. — Вас много? — Да! Максим опять посмотрел на меня, и вновь пронизывающее дыхание сумрака сверкнуло в его глазах. Он пытался увидеть ложь, увидеть тьму, увидеть злобу и ненависть — то, что только и дано было ему видеть. — Ты ведь не темный, — почти жалобно сказал он. — Я вижу. Я не ошибался, никогда! — Я дозорный, — повторил я. Оглянулся — никого. Что то отпугивало людей. Наверное, это тоже было частью способностей Дикаря. — Этот мальчик… — Тоже Иной, — быстро ответил я. — Еще не определившийся, либо он станет Светлым, либо… Максим покачал головой: — Он Темный. Я глянул на Егора. Мальчишка медленно поднял глаза. — Нет, — сказал я. Аура была видна отчетливо — яркая чистая радуга, переливающаяся, обычная для совсем маленьких детей, но не для подростков. Своя судьба, несформированное будущее. — Темный, — Максим покачал головой. — Ты не видишь? Я не ошибаюсь, никогда. Ты остановил меня и не дал уничтожить посланника Тьмы. Наверное, он не врал. Ему дано немногое — зато в полной мере. Максим умеет видеть Тьму, выискивать самые крошечные ее пятна в чужих душах. Более того — как раз такую, зарождающуюся Тьму, он видит лучше всего. — Мы не убиваем всех Темных подряд. — Почему? — У нас перемирие, Максим. — Как может быть перемирие с Тьмой? Меня пробил озноб — в его голосе не было ни тени сомнения. — Любая война хуже мира. — Только не эта, — Максим поднял руку с кинжалом. — Видишь? Это подарок… подарок моего друга. Он погиб, и может быть — из за таких, как этот мальчик. Тьма коварна! — Ты мне это говоришь? — Конечно. Может быть ты и Светлый, — его лицо скривилось в горькой усмешке. — Только тогда свет ваш давно потускнел. Нет прощения злу. Нет перемирия с Тьмой. — Нет прощения злу? — теперь и я был зол. И еще как. — Когда ты заколол в туалете темного мага… почему бы тебе было не остаться еще на десять минут? Не посмотреть, как будут кричать его дети, как будет плакать жена? Они — не темные, Максим! Они обычные люди, у которых нет наших сил! Ты подхватил из под огня девушку… Он вздрогнул, но лицо все равно не утратило каменного спокойствия. — Молодец! А то, что ее готовы были убить из за тебя, из за твоего преступления? Этого ты не знаешь? — Это война! — Ты сам породил свою войну, — прошептал я. — Ты сам ребенок, со своим детским кинжалом. Лес рубят — щепки летят, да? Все дозволено в великой борьбе за Свет? — Я борюсь не за Свет, — он тоже понизил голос. — Не за Свет, а против Тьмы. Но это все, что мне дано. Понимаешь? И не думай… для меня это не лес, и не щепки. Я не просил этой силы, я не мечтал о ней. Но если уж она пришла… я не могу иначе. |