Но если бы он был… или, хотя бы, в душе Максима оставалась настоящая вера… Он упал бы сейчас на колени, на грязный, крошащийся бетон, вскинул руки — к сумрачному, ночному небу, к небу, где даже звезды горели тихо и печально. И закричал бы: «За что? За что, Господи? Это выше моих сил, выше меня! Сними с меня этот груз, прошу тебя, сними! Я не тот, кто нужен! Я слаб…» Кричи — не кричи. Не он возложил на себя этот груз. Не ему и снимать. Пылает, разгорается впереди черный огонек. Новое щупальце Тьмы. — Лена, извини… — он отстранил жену, шагнул в комнату. — Мне надо уехать. Она замолчала на полуслове, и в глазах, где только что стояло лишь раздражение и обида мелькнул испуг. — Я вернусь, — он быстро пошел к двери, надеясь избежать вопросов. — Максим! Максим, подожди! Переход от ругани к мольбе был молниеносным. Лена кинулась вслед, схватила за руку, заглянула в лицо — жалко, заискивающе. — Ну прости, прости меня… я так испугалась… Прости, я глупостей наговорила… Максим! Он смотрел на жену, мгновенно утратившую агрессивность, капитулировавшую, готовую на все — лишь бы он, глупый, развратный, подлый, не вышел из квартиры. Неужели чтото появилось в его лице — чтото, испугавшее Лену сильнее, чем бандитская разборка, в которую они встряли? — Не пущу! Не пущу тебя никуда! На ночь глядя… — Со мной ничего не случится, — мягко сказал Максим. — И тише, дети проснутся. Я скоро вернусь. — Не думаешь о себе, так подумай о детях! О мне подумай! — Лена молниеносно сменила тактику. — А если номер машины запомнили? А если сейчас явятся — ту стерву искать? Что мне делать? — Никто не явится, — Максим почемуто знал, что это правда. — А если вдруг… дверь крепкая. Кому звонить — ты тоже знаешь. Лена… пропусти. Жена застыла поперек дверей, распростерши руки, запрокинув голову, почемуто зажмурившись — будто ожидая, что он сейчас ударит. Максим осторожно поцеловал ее в щеку — и отодвинул с дороги. Вышел в прихожую, сопровождаемый совсем уж растерянным взглядом. Из комнаты дочери слышалась неприятная, тяжелая музыка — не спит, и магнитофон включила лишь чтобы заглушить их злые голоса… голос Лены… — Не надо! — умоляюще прошептала жена вслед. Он накинул куртку, мимолетно проверив, все ли на месте во внутреннем кармане. — Ты о нас совсем не думаешь! — будто по инерции, уже ни на что не надеясь, сдавленно выкрикнула Лена. Музыка в комнате дочери стала громче. — А вот это неправда, — спокойно сказал Максим. — Как раз о вас я и думаю. Берегу. Он спустился на один пролет, не хотелось ждать лифта, прежде чем его догнал выкрик жены, неожиданный — она не любила выносить сор из избы, и никогда не ругалась в подъезде. |