Он корчился на земле, зажимая рваную рану на животе. Кровь в сумраке казалась почти прозрачной. Может быть — иллюзия, а может быть личная особенность этого мага. — Отвечай на вопрос! Взмахнув рукой я поджег синий мох вокруг. Хватит, теперь будем играть на страхе, боли, отчаянье. Хватит милосердия, хватит снисхождения, хватит разговоров. Это Тьма. — Приказано… сообщить и по возможности… уничтожить. — Не задержать? Именно — уничтожить? — Да… — Ответ принимается. Средство связи? — Телефон… просто телефон… — Давай. — В кармане… — Кидай. Он неуклюже полез в карман — ранение не смертельное, запас сопротивляемости у мага был еще высок, но боли он испытывал адские. Такие, какие ему и положены. — Номер? — поймав мобильник спросил я. — На кнопке экстренного вызова… Я глянул на экранчик. Судя по первым цифрам — телефон может стоять где угодно. Такой же мобильник. — Это оперативный штаб? Где он находится? — Я не… — он замолчал, глядя на пистолет. — Вспоминай, — подбодрил я. — Мне сказали, что сюда приедут в течении пяти минут. Так… Я глянул назад, на горящую в небе иглу. Вполне подходит, вполне… Маг шевельнулся. Нет, я не провоцировал его, отведя взгляд. Но когда он потянул из кармана жезл — грубый, короткий, явно не собственноручной работы, а купленную дешевку, я испытал облегчение. — Ну? — спросил я, когда он замер, так и не решившись поднять оружие. — Давай! Парень молчал, не шевелился. Попробуй он атаковать — я бы всадил в него всю обойму. Вот это было бы уже фатально. Но, наверняка, их учили поведению при конфликте со Светлыми. И он понимал, что безоружного и беззащитного мне убить трудно. — Сопротивляйся, — сказал я. — Борись! Сукин сын, ты же не смущался, когда ломал чужие судьбы, когда нападал на беззащитных! Ну? Давай! Маг облизнул губы — язык у него оказался длинным и слегка раздвоенным. Я вдруг понял, к какому сумеречному облику он придет рано или поздно, и мне стало противно. — Сдаюсь на твою милость, дозорный. Требую снисхождения и суда. — Стоит мне отойти, и ты сумеешь связаться со своими, — сказал я. — Или вытянешь из окружающих достаточно сил, чтобы реанимироваться и добрести до телефона. Ведь так? Мы оба это знаем. Темный улыбнулся и повторил: — Требую снисхождения и суда, дозорный! Я покачивал пистолет в руках, глядел в ухмыляющееся лицо. Они всегда готовы требовать. Никогда — отдавать. — Мне всегда так трудно было понять нашу собственную двойную мораль, — сказал я. — Так тяжело и неприятно. Это приходит лишь со временем, а у меня его так мало… Когда приходится придумывать оправдания. Когда нельзя защищать всех. Когда знаешь, что в особом отделе ежедневно подписывают лицензии… лицензии на людей, отданных Тьме. Обидно, да? |