Понастоящему здесь ломаются редко. Всетаки это обучение, а не экзамен. И каждому будет поставлена лишь та высота, которую он может преодолеть — при полном напряжении сил, оставляя клочья шкуры и брызги крови на барьере, сплетенном из колючей проволоки. Но когда этот курс проходят те, кто и впрямь дорог, или хотя бы просто симпатичен, тебя начнет корежить и разрывать на куски. Ты поймаешь странный взгляд в свою сторону, и станешь гадать, что же узнал в рамках курса твой друг? Какую правду? Какую ложь? И что обучаемый узнает о себе самом, о мире вокруг, о своих родителях и друзьях? И будет желание — страшное, невыносимое. Желание помочь. Объяснить, намекнуть, подсказать. Вот только никто, прошедший курс, не даст этому желанию волю. Потому что именно этому учатся, своей болью постигая, что и когда можно и нужно сказать. В общемто, сказать можно и нужно все. Надо лишь правильно выбрать время, иначе правда станет хуже лжи. — Оля? — Ты поймешь, — сказал я. — Только подожди. Глянув сквозь сумрак, я бросил машину вперед, вписываясь между неуклюжим джипом и громоздким военным грузовиком. Щелкнуло, сложившись, зеркало, задевшее за край грузовика — мне было все равно. Первой преодолев перекресток, прошипев шинами на повороте, машина вырвалась на Шоссе Энтузиастов. — Он любит меня? — вдруг спросила Светлана. — Всетаки, да или нет? Ты ведь знаешь, наверное… Я вздрогнул, машина вильнула, но Светлана не обратила на это внимания. Она задала вопрос не в первый раз, чувствую. Уже был между ней и Ольгой разговор, явно тяжелый и неоконченный… — Или он любит тебя? Все. Сейчас я не смогу молчать. — Антон очень хорошо относится… к Ольге, — я говорил и о себе, и о хозяйке своего тела в третьем лице, это нарочито, но выглядит просто как сухая отстраненная вежливость. — Боевая дружба. Не более того. Если она задаст Ольге вопрос, как та относится ко мне, то обойтись без лжи будет труднее. Но Светлана промолчала. А через минуту на миг коснулась моей руки… будто прося прощения. Теперь от вопроса не удержался я: — Почему ты спрашиваешь? Она ответила легко, без колебаний: — Я не понимаю. Антон очень странно себя ведет. Иногда кажется, что он без ума от меня. А иногда — что я для него одна из сотни знакомых Иных. Боевой товарищ. — Узел судьбы, — коротко ответил я. — Что? — Вы этого еще не проходили, Света. — Тогда ты объясни! — Понимаешь… — я гнал машину все быстрее и быстрее, это, наверное, включились моторные рефлексы чужого тела. — Ты понимаешь, когда он шел к тебе домой, первый раз… — Я знаю, что подверглась внушению. Он рассказал, — отрезала Светлана. |