|
Мерцающие зеленью цифры на часах сменились — пять утра. Вот вот выползут на работу дворники, район старый, престижный, тут с чистотой очень строго. Хорошо еще, ни дождя, ни снега, кончилась зима, сдохла гадина, уступила место весне — со всеми ее проблемами и завышенными притязаниями… Хлопнула дверь подъезда. Девушка вышла на улицу, остановилась, поправляя на плече сумочку — метрах в десяти от машины, прямо на тротуар, дурацкие эти дома, без дворов, и работать неудобно, и жить, наверное, что толку во всей их престижности, если трубы гнилые, метровые стены плесенью покрываются, и привидения, наверное заводятся… Максим слегка улыбнулся, выбираясь из машины. Тело повиновалось легко, мышцы не затекли за ночь, будто бы даже прибавилось сил. И это было верным знаком. Нет, все таки, интересно — а привидения на свете бывают? — Галина! — крикнул он. Девушка повернулась к нему. И это тоже служило верным знаком, иначе она бросилась бы бежать, ведь есть что то подозрительное и опасное в человеке, подкарауливающем тебя ранним утром у подъезда… — Я вас не знаю, — сказала она. Спокойно, с любопытством. — Да, — согласился Максим. — Зато я знаю вас. — Кто вы? — Судия. Ему нравилась именно эта форма, архаичная, напыщенная, торжественная. Судия! Тот, кто имеет право судить. — И кого вы собрались судить? — Вас, Галина, — Максим был собран и деловит. У него начинало темнеть в глазах, и это снова было верным знаком. — Неужели? — она окинула его быстрым взглядом, и Максим уловил в зрачках желтоватый огонек. — А получится? — Получится, — ответил Максим, вскидывая руку. Кинжал уже был в ладони, узкий тонкий клинок из дерева, когда то светлого, но за последние три года потемневшего, пропитавшегося… Девушка не издала ни звука, когда деревянное лезвие вошло ей под сердце. Как всегда Максим испытал миг страха, короткий и обжигающий прилив ужаса — вдруг, все таки, несмотря ни на что, совершена ошибка? Вдруг? Левой рукой он коснулся крестика, простого деревянного крестика, что всегда носил на груди. И стоял так, с деревянным кинжалом в одной руке, с зажатым в ладони крестом в другой, стоял, пока девушка ни начала меняться… Это прошло быстро. Это всегда проходило быстро — превращение в животное, и обратно — в человека. Несколько мгновений на тротуаре лежал зверь, черная пантера с застывшим взглядом, оскаленными клыками, жертва охоты, обряженная в строгий костюм, колготки, туфельки… Потом процесс пошел обратно — будто качнулся в последний раз маятник. Максиму казалось удивительным даже не это — короткое, и обычно запоздалое, превращение, а то, что у мертвой девушки не осталось никакой раны. Краткий миг превращения очистил ее, исцелил. Только разрез на блузке и пиджаке. |