треснули да покосилися. Чемоданчик мы открыли, там - голова со- ловьева. Потом прибегает стражник: "Князь, - кричит, - Илья Муро- мец с крыши твоей все золотые маковки посбивал, а теперь в кабаке сидит, пропивает их. И всю голь киевскую поит." Рассердился князь, послал семерых богатырей Илью сковать да к нему прислать. Не вер- нулись те богатыри, споил их Илья. Послал трижды по семь, и те не вернулися. Видит князь, вся дружина его так переведется. Говорит: "Видно спутал я Илью-богатыря с кем другим еще. Кто тут храбрый есть? Вы найдите его, да скажите, что приму его с великими почес- тями." Тут мы с Алешей и вызвались. Ох, и погудели! - Да-а, - протянул Алеша, жмурясь от приятного воспоминания, - пока все маковки золотые с Ильей на троих не пропили, из кабака не вылазили. Потом явились втроем к Владимиру да и говорим: "При- ми, князь, Илью в дружину, мы ему даем свою богатырскую рекоменда- цию. А не примешь, мы с ним вместе по Киеву пойдем да камешка на камешке не оставим". Ну куда ему деваться было? Принял? - А Алена-то как? - поинтересовался Иван, несколько обескура- женный услышанным. - А что Алена? - горестно тряхнул головой Илья, - похоронила она голову отцову как положено, да так за Гапоном сосватанная и осталась. Говорят, и свадьба скоро. Поймал я ее как-то в княжецких сенях, зажал в угол, а она кричит: "Отстань, видеть тебя, лиходея, не желаю! То ли дело Гапон - мужчина интеллигентный, грамотный..." Отпустил я ее с богом, пусть живет. А все Владимир, пес, приказал бы ей, пошла б за меня. - Ох, как прав ты! - воскликнул Алеша в сердцах, - пес пога- ный наш князь! Гапону-то в рот заглядывает, а нам, богатырям, уж третий месяц жалования не повышает! - Не ему, собаке, мы служим, - внезапно зарыдав, поддержал друзей Добрыня, - а земле русской! - сказал и принялся ладонью размазывать по лицу слезы и сопли. Иван беспокойно огляделся. Хоть опыт его жизненный и невелик был, а все же чувствовал он, что речи подобные добром не кончатся. Нужно было как-то сменить тему. И он заговорил про то, чем сейчас его головушка более всего занята была: - Ну, Илья, твоя история - нетипичная. Не обязательно же так бывает! Вот у меня возлюбленная, она и лицом красна, и умом ясна. И никогда она мне попереч не пойдет. - Тут хмель да желание покра- соваться пересилили иванову правдивость, и хвастовство его перешло в откровенное вранье: - Да я ей только шепну: "В койку, Маша", она уж там, одно слово - искуссница! Богатыри довольно заржали, а Боян, ткнув Ивана в бок, зашипел ему в ухо: |