Мертвые умеют не только отрывать головы, но и любить. Беда лишь в том, что даже их любовь требует крови. Он вынужден был ее скрывать, ведь он превратил девушку в вампира незаконно. Он должен был ее кормить — и тут годилась лишь живая кровь, а не склянки, сданные наивными донорами. И началось браконьерство на улицах Москвы, и мы, хранители Света, доблестный Ночной Дозор, отдающие людей в жертву Темным, встрепенулись. Самое страшное в войне — понять врага. Понять — значит простить. А мы не имеем на это права… с сотворения мира не имеем. — И всетаки, у тебя был выбор, — сказал я. — Был. Чужое предательство — не оправдание собственного. Она тихонько засмеялась. — Да, да… добрый слуга Света… Конечно. Ты прав. И ты можешь тысячу раз повторить, что я мертва. Что душа моя сгорела, растворилась в сумраке. Только объясни мне, подлой и злой, в чем между нами разница? Объясни так… чтобы я поверила. Вампирша склонила голову, посмотрела в лицо Егору. Сказала, доверительно, почти подружески: — А вот ты… мальчик… ты меня понимаешь? Ответь. Ответь честно, не обращай внимания… на когти. Я не обижусь. Медведь скользнул вперед. Еще чутьчуть. И я почувствовал, как напрягаются его мышцы, как он готовится к прыжку. А за спиной вампирши, беззвучно, плавно и в то же время быстро — как он ухитряется так стремительно двигаться в человеческом мире? — появился Семен. — Малыш, проснись! — весело сказала упыриха. — Ответь! Только честно! И если ты думаешь, что он прав, а я не права… если ты действительно в это веришь… я отпущу тебя. Я поймал взгляд Егора. И понял, что он ответит. — Ты тоже… права. Пусто. Холодно. Нет сил на эмоции. Пусть выходят, пусть пылают костром, что не виден людям. — Чего ты хочешь? — спросил я. — Существовать? Хорошо… сдавайся. Будет суд, совместный суд Дозоров… Вампирша посмотрела на меня. Покачала головой: — Нет… Я не верю в ваш суд. Ни Ночному Дозору… ни Дневному. — Тогда зачем ты звала меня? — спросил я. Семен двигался к вампирше, он был все ближе и ближе… — Чтобы отомстить, — просто сказала вампирша. — Ты убил моего друга. Я убью твоего… на твоих глазах. Потом… попробую… убить тебя. Но даже если не выйдет… — она улыбнулась. — Тебе хватит осознания, что ты не спас мальчика. Ведь верно? Дозорный? Вы подписываете лицензии, не глядя в лица людей. Но стоит вам посмотреть… и выползает наружу мораль… вся ваша фальшивая, дешевая, подлая мораль… Семен прыгнул. И одновременно с ним — Медведь. Это было красиво, и это было быстрее любой пули, любого заклятия, потому что, в конце концов, всегда остается лишь тело наносящее удар, и умение, которое постигали двадцать, сорок, сто лет… |